Сергей Старостин: «Мечтаю, чтобы люди вернули себе право голоса»

Отгремел фестиваль «МИР Сибири» в поселке Шушенский, а за ним – и намного менее масштабный и более сумбурный «Татышев-фест» в городе Красноярске. Мы встретились с известным фольклористом и этнографом Сергеем Старостиным, председателем жюри шушенского фестиваля о его золотой мечте, о вере в чудеса и сибирской корневой музыке.

- Вы давно участвуете в «МИРе Сибири», продвигаете фольклор в массы. Есть у вас цель и мечта в этой связи?

Есть мечта, чтобы наши люди вернули себе право голоса и запели. Это самая главная моя мечта. А какими путями это будет происходить, через радиоэфир или фестиваль – неважно. У нас политика медийных средств, конечно, оставляет желать лучшего. Все происходит по накату, или по спецзаказу, или по шаблону. Звучит очень ограниченный музыкальный контент, который фактически исключает корневую музыку огромной страны, в которой проживает более ста народов и народностей, имеющих свою культуру – она абсолютно никак не представлена. Это, на мой взгляд, если не преступление, то очень серьезное упущение.

- Я общался со многими хэдлайнерами фестиваля, многие говорят о том, что есть некий официальный фольклор и настоящий. А в чем отличия?

Никакого официального фольклора нет. В этом вопросе все немного в кучу сложено. Я использую другое словосочетание «традиционная культура» во всем ее многообразии, включая музыкальный язык и музыкальные средства. Если говорить о традиционной культуре, это не то, что представлено в медиа. Это элемент самообслуживания – я умею растить хлеб, отбивать косу, и кроме этого, умею петь. А то, что мы называем официальным фольклором –  это одно из музыкальных направлений, которое возникло с оглядкой на содержание народной культуры, но за время своего существования, роста эта история несколько переросла, мутировала, превратилась в отдельное направление, которое имеет мало общего с традиционной культурой по исходным данным. Что-то сохраняется, например, типы многоголосия, но это не о том – это явление искусства, оно в другой плоскости.

- Федор Сволочь, лидер группы Theodor Bastard говорил, что народная музыка печальная по большей части. И потому она сильно контрастирует с тем «разгуляем» в кокошниках, что в массовом сознании ассоциируется с фольклором. Вы согласны?

Нет, мы плохо себе представляем систему музыкальных жанров. О народной музыке начинают судить по тому, что представляется со сцены. Есть глашатай, артист, который что-то представляет: по нему мы судим о содержании народной музыки. Сама народная музыка многогранна, она содержит в себе весь спектр человеческих отношений и разной музыки. Неправильно говорить, что она печальная. Она разная – созерцательная, энергичная, восторженная, трагичная, драматичная. Это проблема не народной музыки, а интерпретаторов, которые ее представляют. Если в программе, которую я пою, больше печальных песен, это проблема моя, а не музыки.

- Название фестиваля «МИР Сибири». А есть ли она, эта сибирская корневая музыка? Тувинская не в счет.

А почему не в счет, разве она не сибирская? Чтобы услышать сибирскую музыку, надо от начала до конца отслушать всю конкурсную программу. В ней вы услышите сибирскую музыку, потому что сибирских коллективов вполне достаточно на число представленных номинантов. Другое дело, что хэдлайнеры не касаются сибирской музыки.

- Но ведь есть лишь белгородские напевы, а напевов села Шалинского не существует. Или это ошибочное мнение?

Нет, просто Сибирь в этом смысле более монолитна и менее пестра, если вообще говорить о культуре. В европейской части территориально все более мелко. Можно отличить Рязань от Пензы, Пензу от Воронежа, Воронеж от Курска, Курск от Орла, хотя эти области небольшие и находятся рядом. В этом смысле сибирские пространства нивелировали яркость и самобытность, и рязанские напевы стали рязанско-сибирскими. Смоленские напевы стали смоленско-сибирскими. Сибиряки их немного адаптировали под себя, под это пространство. Это естественный процесс, который складывался веками.

- То есть вы отличаете на слух рязанский напев от сибирско-рязанского?

Можно вычленить рязанское или курское начало, но оно уже сибирское. В этом и весь фокус, что сибиряки вместе с характером адаптировали и привнесли свое. Русские хороводы иные по движению, энергии и времени, сибирский хоровод бесконечный, космический, он идет и идет, как пространства этого региона.

- Вы исследовали фольклор в 1970-90-е, ездили в экспедиции, общались со старожилами. Правда ли, что материал уже исчерпан? Или фольклор рождается во все года и эпохи, даже сейчас?

Традиция имеет в этом смысле секретные способы выживания. Казалось бы, все ушло, но вдруг где-то что-то выплывает. Каким образом – неведомо. Где-то молодые зацепились, где-то люди, которым в период существования живой традиции было лет по 20, и они не проявляли интереса, достигнув пожилого возраста, вдруг достают из закромов памяти что-то и начинают петь, потому что это им нужно. Это обретение себя, равновесия, своей внутренней гармонии.

- Вы, как это ни парадоксально сегодня, стояли у истоков ансамбля «Золотое кольцо». Весьма странно о таком читать.

Я не формировал ансамбль, меня позвали участвовать, петь, играть, помогать с аранжировками, искать материал. Это было самое начало, они тогда не были «Золотым кольцом», только планировалось создать такой проект. Что-то меня отвело.

- Как сегодня смотрите на их деятельность?

Это профессиональные люди, которые работают на эстраде. Они имеют на это право, получают деньги, востребованы. Я не ввожу их в этнический круг, круг фольклорных музыкантов. Пускай они это делают, если людям нравятся. Антагонизма не хочу.

- Инна Желанная говорила, что аудитория «МИРа Сибири» и Кадышевой совсем разная.

На «МИРе Сибири», безусловно, воспитывается свой зритель, слушатель, и он имеет понятие об этнической музыке, вкус и свои желания в будущем услышать что-то подобное. Мы формируем зрителя.

- Смотря на фестиваль, на ситуацию в стране, замечаете ли положительные изменения?

Лицо исполнителя однозначно молодеет. Это заметно на каждом фестивале: и по детям, которые приезжают, и умеют петь, и по подросткам. Я оптимистично смотрю на будущее.

- На концерте в Красноярске вы пытались исправить погоду неким заговором со словами «дождь-дождище, мокрое водище». Вы человек с академическим образованием. А сами вы верите в то, о чем поете?

Расскажу одну историю из жизни. Может быть, она снимет этот вопрос. У меня есть дом под Нижним Новгородом, где я очень люблю отдыхать. Вечерней порой однажды я вышел к реке, и встретил мужиков, которые поставили сетки. Обычные местные мужики, чуть-чуть браконьерничают для себя. Поинтересовались, чем я занимаюсь, я ответил, что народной культурой: бабушек записываю, мудрости собираю. А они рассказали, чем они занимаются. И один рассказал историю.

Был страшно засушливый год, пожары, все заволокло, а он работал тогда в лесничестве. Им поступает радиограмма, что деревню обступает огонь, и они на лесхозном вездеходе должны поехать и эвакуировать оттуда оставшихся жителей, семь или восемь бабок. Приезжают они и видят картину: со всех сторон к деревне подбирается огонь. Пока они собирались с духом, думали, как начать процедуру, увидели, как из одного дома вышла бабушка, из второго, из третьего, они встали вместе и с иконой и молитвой пошли вокруг деревни петь «Отче наш» или что-то другое. И вот на наших глазах, рассказывает мужик, образовалась туча чернее черного, небеса словно прорвались, как из ушата вода вылилась и залила все, что было на подступах к деревне и ее саму. Территория настолько была промочена, что огонь остановился. И бабушки спокойно ушли по домам. И вот у меня спрашивают: объясни мне, что это было? Ответил я на вопрос? Если ты не веришь, делаешь без веры, то твое слово – пустой звук, и звук твой является пустым словом, которое ты выпускаешь на ветер непонятно для чего. Конечно, нужно верить в то, что ты делаешь.

- Некоторые фолк-исполнители сетуют, что много песенного и музыкального материала, собранного в этнографических экспедициях, держат под спудом, их не дают музыкантам. Вы же, обладатель коллекции в более чем 3000 песен, раздаете накопленные богатства. Не жалко?

Это всемирный закон: больше отдаешь, больше получаешь. Некоторые этого не понимают. Считают, что лучше чахнуть, как кощеи, над богатствами. Но они превратятся в прах. Кассеты рассыпаются, хард-диски размагничиваются или падают, и все с них пропадает. Это ведь дело такое: все в мгновение может исчезнуть. Чтобы культура существовала, нужно восстанавливать механизмы ее естественной передачи. Я пришел к тебе, сказал что-то, ты это услышал, запомнил, передал другому по цепочке. Это естественная жизнь традиции.

По теме:

Стали известны лауреаты этномузыкальной премии «МИРа»

Максим Антипов: На Мире Сибири нет сибирской музыки

Саян Бапа: Мы не играем по нотам

Якруна – кладоискатели от культуры

«Для европейских музыкантов концерты в России – источник вдохновения»

«Телеканалы создали превратный образ народной музыки»

Инна Желанная: У Кадышевой и «МИРа Сибири» разные аудитории

Звуковое мыслеизобретение «Абстрактора»

Фото: Facebook / Сергей Старостин